Дмитрий родом из 90-х. Оттуда же его прозвище. Видного балагура Бомбу из фильма “ДМБ” помните? “В человеке всё должно быть прекрасно: погоны, кокарда, исподнее. Иначе это не человек, а млекопитающее! Жизнь без армии — всё равно, что любовь в резинке: движение есть, прогресса нет.” Дмитрий рос в Киеве. Отца заменил ему старший брат. Закончил университет культуры, став спецом в сфере рекламы и связей с общественностью. В 14-м добровольцем пошел на русско-украинскую войну и 2 года честно отвоевал в рядах славного полка “Азов”, что позволяет парню не прятать глаза ни от своего командира, ни от побратимов. После дембеля решил посвятить себя подрастающему поколению. Затеял проект “Козацький дім. Центр розвитку молоді” в Киеве. Сейчас занимается развитием “Юнацького корпусу”, посвящая нашему будущему все свое время и силы. Не часто в редакцию приходят люди, с которыми интересно быть хоть весь день.
– Как тебя лучше представить нашим читателям?
– Дмитрий Дорошенко, можно Бомба, можно дядя Бомба. Свой позывной получил еще во времена футбола и в «Азове» его оставил.
– А кем ты был в «Азове»?
– Сначала пехотинцем в первой роте в первом взводе, потом медиком. Во время Широкинской операции мы получили новый KRAZ Spartan из модуля «Сармат», я стал его стрелком. После этого увлекся тяжелым вооружением и стал взводным взвода тяжелого вооружения первой роты.
– Кем мечтал стать в детстве?
– Барменом. Мне эта профессия нравилось из-за возможности общения с людьми. Отца у меня нет, моим воспитанием занималась мама, она работала и работает до сих пор на Троещинском рынке.
– А чем ты занимался до войны?
– Учился, потом пошел работать барменом и инструктором, судьей в пейнтболе.
– Помнишь тот день, когда пошел на войну?
– Мы на войну пошли вместе с другом детства. Позвонили нашему третьему другу, и поняли – они там воюют, а мы тут в барах работаем. В один день уволился, на следующий пришел в «Казацкий», там был набор в «Азов». Два дня пробыли там, четыре дня – КМБ (курс молодого бойца – прим. ред.) под Борисполем, через неделю были в полку.
– Как ты узнал про «Азов»? И почему именно «Азов»?
– Там было много моих знакомых. И он мне подходил по духу.
– Что для тебя значит полк «Азов»?
– Это семья. Куча друзей с 2014 года, с которыми вместе стояли в окопах, вместе ездили на боевые задания. Есть множество историй, увы, есть общие потери… Например, мы каждый год собираемся в одну дату в Мариуполе, чтим память Белаза.
– Какой день на войне оказался для тебя самым памятным?
– День смерти Белаза и Широкинская операция. Вывозили раненых, погибших, и мы слышали последние слова некоторых ребят. Помню это бессилие в ситуации, когда сейчас человек есть, а через пять минут его не будет, и ты не можешь ничего сделать. И еще когда видишь точку, где сидят наши ребята, видишь, что туда ведется прямой огонь с танка, и опять же не можешь ничем помочь. Максимум – это заглушить корректировщика огня.
– Переживая смерть бойцов, ты же понимал, что и тебя может ожидать та же участь? Какие были ощущения?
– Я осознавал, что если это случится, я уже ничего понимать не буду. Щелчок – и все. Сложно, когда кто-то погибает, переживал в первую очередь за друзей.
– Говорят, что в бою в самые сложные моменты многие думают о Боге. Что ты можешь сказать по этому поводу?
– Во время обстрела я думал в первую очередь о близких людях, о родственниках. Друзья и родственники есть, они мне сделали много хорошего, а Бог – может и есть, я не знаю.
– Известно о жесткой дисциплине в полку. За что воин мог быть наказан?
– Банально, как и в жизни, – алкоголь, наркотики и плохое поведение. За воровство и мародерство.
– А какие наказания существовали?
– Самое лучшее наказание – казацкие буки: палка – спина – лавка. Лег, получил, «Дякую за науку!» и пошел с легкой душой. Это наше внутреннее наказание, кто не принимал такого, уходил из нашего подразделения и в принципе из нашей большой семьи.
– Без юмора на войне, наверное, тяжко. Азовский юмор – особый. Что бы ты нам рассказал?
– Юмор убивает на корню такие вещи, как страх. В Широкино был детский лагерь, и там стояли самокаты. А нам надо было спуститься с позиции «маяк» на позицию «домик». На этих самокатах мы и спустились. Помню еще, копали окопы. Борода выкопал треугольный окоп, потом дождик его наполнил, и мы устроили бассейн, пляжную вечеринку – плавали, дурачились (смеется). Много было черного юмора.
– Какую самую бредовую небылицу ты слышал про полк?
– О том, как каратель Беларус всех сепаратистов пытал шваброй.
– Что ты о себе узнал на войне? Если взять тебя до и после, ты изменился?
– Нельзя сказать, что один и тот же, но сильно не поменялся. В первую очередь начал понимать, что в Киеве нужно менять восприятие людей к жизни. Для меня раньше было чисто там, где убирают, а сейчас чисто там, где не мусорят. Понял, что отдых должен быть активным, чтобы люди не пили от безделья. Если заниматься с детьми, а не пить на лавочке алкоголь, дети не будут расти сами по себе. Если мы вместе будем менять страну, будем друг другу помогать, у нас не будет никаких проблем. После войны я понял, что нужно делать что-то во благо людей, во благо страны.
– А как ты адаптировался к мирной жизни?
– Занимаюсь активным отдыхом. Байдарки, вейкбординг, серфинг, путешествия – это то, что дает возможность развиваться. Природа, красивые места, общение с друзьями не дает зацикливаться на том, что было.
– Ты пришел с войны, а многим вообще плевать, чем ты там занимался. Как ты к этому относишься?
– Пока человека не затронет проблема, он не поймет, что это такое. Многим кажется, что эта война не у нас. И Донецкую и Луганскую области они не считают своим домом. Есть и другие люди, которые делают все, чтобы помочь. Волонтеров нужно так же благодарить, как и военных. И мы вместе с ними помогаем бойцам, которые после ранения остались без рук, без ног, которым сложно адаптироваться. С равнодушными ничего не сделаешь. Обидно, конечно. Был случай, когда я шел в магазине с собакой, сделал замечание молодежи, их было человек восемь, меня избили, сломали нос. А я ведь сделал только одно замечание! Кассиршу, которая много часов сидит в кассе, чтобы прокормить семью, послали матом. Как так? И вот тут осознаешь, что люди как-то странно себя ведут и не понимают, что это ненормально. Такое поколение. Это надо менять, причем уже давно надо было заняться, и на это уйдет много лет.
– Чем ты сейчас занимаешься в «Национальном корпусе»? Расскажи о своей работе с детьми в лагере.
– «Национальный корпус» – политическая плоскость, а мы – гражданская организация «Юнацький корпус», которая занимается национально-патриотическим воспитанием. Как гражданин я могу быть членом той или иной политической организации и могу работать с детьми, не проводя никакой агитации. Не нужно думать, что отдали ребенка в лагерь, после лагеря он идет в политическую партию, потом едет в полк. У нас существует 9 центров, 7 лагерей с единой системой воспитания, своего рода скаутская организация.
– Детей какого возраста можно приводить в лагерь?
– От 8 до 17. Если человек пришел в 16-17 лет и ему у нас интересно, мы приглашаем его на курсы, и он становится младшим воспитателем и может в некоторых случаях заменять персонал.
– Как ты считаешь, в чем феномен Андрея Билецкого, который, условно говоря, из толпы бравых пиратов создал образцовый полк?
– Он смог это сделать за счет своего характера, харизмы, знаний, умения собрать хороший коллектив, умения общаться с людьми. Он – вдохновитель.
– А ты помнишь, какие слова он говорил вам перед боем?
– Конкретных слов не помню, но после общения с ним боевой дух поднимался всегда. Главное – не что сказал, а как.
– Что для себя обозначает слово «патриот»? И чем патриот отличается от националиста?
– Патриот – это человек, который готов отдать свою жизнь за страну. Я родился в 1991 году, в моей жизни не было «совка», и для меня Украина – страна, которая имеет свои традиции, свою историю. И я считаю, что патриот и националист – это одно и то же.
– Как ты думаешь, в школах стоит возобновить занятия по начальной военной подготовке?
– Да, но преподавание нужно менять. И не только начальную военную подготовку, но и серьезно подойти к выбору специальности для выпускников.
– Ты сейчас работаешь с детьми, а мог бы представить себя преподавателем начальной военной подготовки в школе?
– Да, мог бы. И я бы совсем по-другому это вел. Человеку важно иметь критическое мышление. Каким бы плохим ни было сейчас воспитание молодежи, есть ребята, которые могут удивить. Им даешь задачу – а они решают ее так, как не сделал бы никто из взрослых! И этой креативной молодежи необходимо дать возможность развиваться. А у нас все обучение проходит по строгому плану, и никто не позволяет выходить за рамки.
– Как ты думаешь, как закончится эта война?
– Все зависит от власти. Вся эта языковая проблема была высосана из пальца. Можно выучить язык своей страны, а общаться на том, на котором тебе удобно. Мы ведь с вами сейчас говорим на русском – и нормально! А вот люди видели в этом проблему, кричали, что их ущемляют. Это регион, в котором основная работа – в шахтах. Мы были в Золотом. Человек идет с шахты уже пьяный. У него нет альтернативы развития. Для него Львов – это бандеровцы. Люди в этом регионе за много лет не вышли из своих рамок. Хотя есть люди, даже приехавшие из России, которым ничего не мешает. Например, жена моего боевого друга выучила украинский язык, традиции, историю и сейчас работает воспитателем в лагере.
– Есть что-то такое, чего ты боишься?
– Боюсь рыбы. Она мерзкая. Это, наверное, у меня с детства. Помню, плавал, никого не трогал. И вдруг – карп, зараженный солитером, стал на меня прыгать – типа, убей меня, братан! А ребенка это пугает. Плюс еще брат в шутку как-то кинул мне за шиворот рыбу. Я пытался ее достать, было мерзко.
– А ешь рыбу?
– Редко. Хотя все приходит с возрастом. В полку никто не спрашивает о твоих страхах, нас кормили рыбными котлетами – и ничего.
– А что способно выбить из тебя слезу?
– В большинстве случаев слеза вышибается у меня от смеха. А вообще я плакал от смерти товарища, от потери близких. Отец с нами никогда не жил и не общался, но полгода назад он умер, и мы поехали на похороны. Я стоял и понимал, что для меня это совсем незнакомый человек, но слезы текли.
– Чего ты не простишь даже близким?
– Вранья. Есть люди, которые в лицо говорят одно, а думают совсем по-другому.
– А на отца ты какое-то зло держал?
– Нет. Он просто биологический отец. Лучше так, чем если бы они с матерью ругались, и ребенок слышал бы все это. Я рос с мамой и братом, который старше меня на 18 лет. В 16 лет появился человек, который заменил мне отца, он любит мать, любит меня.
– Что для тебя в жизни значат деньги?
– Есть – хорошо, нет – терпимо. Можно и без денег хорошо проводить время, но с деньгами гораздо лучше (смеется).
– Если бы у тебя сейчас появился миллион долларов, как бы ты его потратил?
– Помог бы родителям, отправил бы их в путешествие. Они в наше воспитание вложили много сил, хотелось бы, чтобы они хорошо отдохнули, увидели мир. Вложил бы в какой-то бизнес, сделал бы реабилитационные курсы для атошников, чтобы ветераны приходили и понимали, что они кому-то нужны.
– Что для тебя значат награды?
– Это память. Каждая награда с чем-то ассоциируется. Есть награды внутренние, которые получены от Андрея, есть те, которые получены от командира моего подразделения – от Мосе. Для меня это святое.
– А какие у тебя есть награды?
– «За Широкино», есть еще другие. Есть государственная – «За оборону Мариуполя».
– Носишь?
– Лежат. Я форму после войны не ношу. Есть свой внутренний кодекс. Зачем меряться наградами? Внутри все и так знают, кто ты. А для других – какая разница, что они увидят на тебе медаль? Если человек хороший, ему и медали не нужны. А бывает – человек дерьмо, а медалей полно. И толку?
– У тебя много друзей?
– Много. Есть друзья и вне войны – люди, которые по каким-то причинам туда не попали, но которые поддерживали и всегда помогут. Война показала, кто друг, а кто – нет.
– Есть люди, перед которыми тебе хотелось бы извиниться?
– Да, есть, и мне очень стыдно. Это тетя Таня, мама Белаза, которую можно назвать мамой нашего подразделения. Мы живем в одном городе, в одном районе, я ей вечно обещаю приехать, но приезжаю нечасто. Стыдно, что мы не можем уделить ей много времени, потому что у каждого есть своя жизнь, своя семья.
– А есть человек, к которому ты обращаешься за советом в первую очередь?
– Да, к командирам нашего подразделения и старшим друзьям, имеющим опыт. Они всегда дадут ценный совет. В большинстве случаев я беру на вооружение их рекомендации.
– Есть ли человек, с которым бы ты мечтал познакомиться?
– Хотел бы поговорить с Джорджем Лукасом, который сделал «Звездные войны».
– Это твой любимый фильм?
– Да, люблю фантастику, фильмы, сделанные креативными людьми, в которых есть «пасхалки», отсылки на какие-то вещи.
– Какие книги читаешь?
– Последнюю книгу, которую я прочитал – «Мы, боги» Бернарда Вербера.
– А музыку какую слушаешь?
– Разную. Больше электронную. Сейчас начал слушать AC/DC. В 90-е она у меня ассоциировалась с панками с хаерами, которые мне не нравились. У них были рюкзаки с надписями «AC/DC» и «Metallica», и я думал, что это отстой. А сейчас включил и удивился – как они могли слушать эту симфонию для ушей? Это та музыка, которая приходит с возрастом.
– Есть любимое изречение?
– «За все хорошее, против всего плохого», «Не жили богато, нечего и начинать» (смеется).
– А что самое вкусное ты кушал на фронте?
– Была у нас ситуация в Широкино. Мы заказывали на самый крайний адрес от Мариуполя суши, пиццу и на мопеде ехали, забирали. Есть еще воспоминание – пирожки с повидлом. На базе как? Каша, котлеты, салаты. Но иногда на праздники пекли сладкие булочки! Еще мы делали вкусное блюдо: мы брали металлический бак, простреливали в нем дырки, клали решетку от холодильника и на эту «буржуйку» ставили сковородку, жарили лук, добавляли тушенку и туда еще кашу. Пища богов!
– А дома что любишь есть?
– Такую же тушенку, блинчики с вишнями. Люблю сладкое. Сахар делает человека счастливым. Когда ты счастливый и без сахара – ты еще мелочь кислючая (смеется).
– А что в жизни важнее свободы?
– Важнее свободы, наверное, ничего нет. Свобода – это не только отсутствие заключения. Это свобода выбора, свобода мышления. В большинстве случаев у людей нет свободы выбора из-за каких-то внутренних проблем.
– А милосердие важнее справедливости?
– Это дело случая. Бывает, люди обжигаются – и так, и так.
– Что для тебя означает слово «любовь»?
– Любовь к человеку, любовь к еде, к сладкому. Любовь – это хорошее чувство, которое может подстеречь тебя на каждом углу. Шел серьезным, вдруг вспомнил о девочке Тане, которую любил, и стал добрым.
– А что для тебя значит семья?
– Для меня семья – не только жена, дети, мама, папа, это и друзья, «Азов». Люди, которые друг другу помогают, спрашивают и дают советы. Без семьи, без друзей человек может сойти с ума.
– Когда ты в последний раз дрался?
– В ноябре, когда мне сломали нос. Я тогда ж еще был с собакой, маленьким щенком. Были заняты руки. И понял, что нужно применять автоматическое оружие. Я знаю, что там ничего не случилось. Ужасная ситуация. Человека с собакой добивать ногами так, что юшка с носа – это глупо. А люди видели и ничего не делали, даже не вмешались, чтобы разнять.
– А что за собака?
– (Улыбается) Французский бульдог, подарок на день рождения от ребят. Зовут Компот. Есть еще кот, которого зовут Олег.
– Ты часто пользуешься нецензурной лексикой?
– Стараюсь избегать. Есть много красивых слов, которыми можно пользоваться во всех случаях и которыми можно даже унизить человека.
– Даже в мужском коллективе?
– У меня большинство друзей не матерятся. Только в крайних случаях. Присутствие мата в человеческой речи говорит о маленьком словарном запасе.
– Если начнется горячая фаза войны, пойдешь опять воевать?
– Конечно. Просто зависит от того, какая фаза, и возьмут ли меня обратно в полк. Когда я туда попал, это было легко, все зависело от человека. Сейчас попадание в полк – на уровне Америки, где хороший кадровый подход. Люди должны быть крепкими и идеологически, и физически.
– Ты счастлив?
– Конечно.
– О чем мечтаешь?
– Чтобы все было хорошо. Чтобы все люди были счастливы и не были злыми. Тогда они не будут убивать, воровать, будут помогать друг другу. И тогда у них появится нормальная работа, и они будут думать не только о том, чтобы обогатить свой карман, но и дать что-то своей стране.
– Что бы ты еще хотел сказать читателям, о чем мы тебя не спросили?
– Помогайте друг другу, думайте не только о себе, но и о других. Занимайтесь своими детьми и отдавайте их в лагерь «Азовец».
Игорь Полищук,
Наталья Кряж,
Алексей Суворов.
Фото на обложке: Анна Суворова.
