Наташа Влащенко — известный украинский театровед, журналист, писатель, генеральный продюсер телеканала ZIK, а также ведущая политического ток-шоу «Народ против», программ “Перші-другі”, “Hard с Влащенко” и итогового ток-шоу “Спецпроект с Наташей Влащенко” на телеканале ZIK. Красивая, мудрая, человечная. С такими людьми всегда интересно беседовать. Специально для читателей «TV-Парка» Наташа дала эксклюзивное интервью.
– Ваши цитаты: «Не должна женщина стремиться быть наравне с мужчиной» и «Все, что простят мужчине, не простят женщине». Как Вам работается на сугубо (по украинским меркам) мужской должности?
– Понятно, что руководить большим коллективом – непростая история. Современные СМИ – это территория на острие политической борьбы, потому что журналисты – посредники между тем, что знают люди о политиках, и политиками. Если не хочешь играть в общую игру, не хочешь делать то, что принято, тебя попытаются уничтожить. Этот год, например, был для меня очень непростым: реакции на интервью с Портновым, пикеты под каналом, пикеты, которые были организованы «Народным фронтом». Первые тоже были организованы «Народным фронтом». Тогда пришел Корчинский, который не скрывал, что получил заказ на этот пикет. Никто после этого, кстати, не извиняется. Корчинскому даже не придет в голову извиниться, когда сегодня уже все понимают, что Медведчук канал не покупал. Известный пиарщик, не буду называть его фамилию, распускал слухи, что глава «Киевгаза» купил канал. Когда уже стало понятно, что это бред сивой кобылы, я задала ему вопрос: «Сергей, вы не хотите извиниться за это?» Он просто промолчал. Давление на канал идет колоссальное. И понятно, что непросто. Но в любом случае, если ты делаешь то, что тебе интересно, а самое главное, у тебя нет отягощающих обстоятельств в виде нечистой совести, в принципе, это интересный вызов. Украина очень патриархальная страна, и, конечно, женщине этого не прощают.
– Чего в Вашей работе больше – внутреннего цензора или внешнего?
– Достаточно и того, и другого. Так сложилось, что по психофизике я – самоед. Всегда недовольна собой, не могу смотреть ни одну свою программу. Даже когда понимаю, что были объективные обстоятельства, и лучше нельзя было сделать что-то, все равно себя ненавижу за то, что все-таки не изыскала какой-то ресурс и т.п. И внутреннего цензора достаточно, только он не политический, а творческий. И внешнего. За ZIKом пристально следят. Это канал, который недавно перешел на общеукраинский рынок и быстро взлетел благодаря приходу звезд украинского телевидения: Тани Даниленко, Вахтанга Кипиани, Сережи Рахманина. Более того, канал не является политическим сателлитом какой-либо партии. Независимых и красивых многие не любят.
– Давления на Вас лично было много?
– Достаточно. Я хотела когда-то написать об этом книгу, потом решила, что не надо. Очень много таких случаев, пришлось бы писать об украинском закулисье. Но кое-что сказано в моем последнем романе «Под небом Аустерлица».
– Вы его собирались экранизировать. Какая-то работа сейчас ведется?
– Да. Сейчас началась работа над сценарием. Есть продюсер, которая хочет за это взяться. Думаю, к концу осени начнутся съемки.
– У главного редактора, продюсера есть привилегия – встречаться для интервью только
с симпатичными ему людьми. Вы этой привилегией пользуетесь?
– Когда определяешь героя своей программы, никогда не руководствуешься принципом – кто тебе симпатичен, а кто нет. У всех нас «рейтинг головного мозга». Мы всегда думаем, какой человек будет иметь рейтинг, кто будет интересен нашим зрителям. Это может быть очень симпатичный, хороший и правильный человек, а может быть явная скотина. Но он интересен сотням тысяч, миллионам людей – конечно, ты его приглашаешь. И очень часто некоторые люди путают твои личные симпатии с целесообразностью. Ты пригласил гостя, а они говорят: «Как ты мог позвать такого мерзавца?» Друзья мои, этот мерзавец стоит у руля, принимает сегодня решения и определяет вашу же жизнь. Я приглашаю его, чтобы показать, какой он есть: как отвечает на неудобные вопросы, что думает по тому или иному поводу. Не путайте СМИ с доской почета! В средствах массовой информации появляются не лучшие из лучших, а те, кто интересен сейчас большому количеству людей.
– Речь не о том, кто появляется на программе, а о том, чтобы не общаться с ним лично – это можно поручить другому журналисту из Вашей команды.
– Это совершенно другая история, это не так происходит. Мне всегда интересно работать с интересным человеческим материалом. То есть, могут быть люди совершенно разные по уровню, могут быть люди, этические представления которых о мире совершенно не совпадают с моими. Есть люди интересные для интервью, есть – неинтересные. И не важно, хорошие они или плохие. Я стараюсь исходить из того, что могу получить в итоге: насколько это привлекательно для моих зрителей.
– Но Вам приходится все это прогонять через себя, это стресс…
– Любая творческая работа вытаптывает внутреннюю энергию. Даже если вы работаете не интервьюером, а пишете книги, картины или еще что-то. Все дело в том, насколько вам это интересно и в вашем умении восполнять личную энергию. Одному Бог отпустил интенсива на 3 года, другому – на 20, третьему – вообще на 50. Например, Познер мне не очень нравится как интервьюер, но надо отдать ему должное: человеку 83 года, он не просто работает с ясной головой, он имеет успех, его программы смотрит страна. На днях я разговаривала с женщиной – доктором наук, фантастическим человеком. Она знала, что за свои слова будет уволена с работы, понимала, что у нее пенсионный возраст, что ей вообще будет каюк. Но встала и сказала о том, что диссертации Кириленко, Гриневич, Николаенко – это плагиат. Она назвала еще ряд людей и сказала, что вообще защита научного звания в нашей стране – это фактически организованная преступная деятельность: как минумум 50% диссертаций – фальшивые. Это очень круто. Я думала, что придет какая-то там старушка – божий одуванчик… Нет! Женщина в возрасте, которая блестяще говорит, очень современно мыслит. Я бы ее сегодня поставила ректором. Есть у нас еще настоящая интеллигенция. Она так прекрасно понимает все проблемы нашего образования, что я просто пересадила бы ее в кресло Гриневич – и на этом месте был бы блестящий человек! А еще говорят, что у нас нет людей, нет скамейки запасных – да все у нас есть. У нас просто система такая, которая не поднимает нормальных людей наверх. Вот и все.
– А если бы Вы были, например, министром культуры Украины, что бы поменяли, с чего бы начали?
– Я бы начала с того, чтобы все мы осознали, какую культуру мы здесь хотим строить. Потому что четырехлетние дебаты на тему мультикультурная или монокультурная у нас страна, срывание табличек, стаскивание памятников – это же не работа в области культуры и просвещения. Это пока работа на сокрушение. А надо направить силы на созидание – провести реформы музеев, театров, сделать, наконец, так, чтобы начали снимать кино, а не отдавали госзаказы неизвестно на что. Потому что последние фильмы, снятые по госзаказу – это просто слезы, их страшно вывести за пределы страны и показать кому-то, за исключением некоторых. Это просто очень слабо. Этим надо заниматься. Культура состоит из набора опций, требующих реформирования и понимания, в какую сторону скакать. Культура – это не когда известная женщина бросает кому-то в лицо мелочь, потому что он не говорит на украинском языке. Или неизвестная женщина… Надеюсь, что она не очень известная.
– Наташа, у Вас не было желания снять документальный фильм по Вашей книге «Кража, или Белое солнце Крыма»?
– Этим же надо заниматься, а у меня, к сожалению, очень плотный график. Прежде всего, нужно искать заказчика, потому что кино – всегда дорогое удовольствие. Государство в данном случае не будет заказчиком фильма, потому что там поднимается вопрос – мы сдали Крым или нет. А для того, чтобы найти приватных инвесторов, надо время, надо заниматься группой и т. д. «Под небом Аустерлица» я писала как роман-сценарий, мне с самого начала хотелось сделать сериал. Для книги «Кража, или Белое солнце Крыма», у меня есть еще ряд документов, надеюсь, будет второе переиздание, я их опубликую. Думаю, тема Крыма не закроется. Как только кое-что поменяется в стране, встанет много вопросов, появится много свидетелей.
– А у Вас была возможность пообщаться с российской стороной?
– Нет. Я только изучала все материалы. И, конечно же, поехать в Россию не могу, потому что знаю, что нахожусь там в черном списке, меня заберут прямо на границе. Российская власть считает меня одной из самых ярких антироссийских журналисток. К тому же, какой смысл общаться с российскими захватчиками? Другое дело – а что же мы не сопротивлялись? У нас не закрыты расследования по Майдану, по Дебальцево, по Иловайску. Думаю, эти темы еще будут дебатироваться в обществе.
– А Вам не страшно поднимать такие темы?
– Я нормальный живой человек. Конечно, иногда бывает. Особенно, когда начинаются обострения, когда начинают угрожать, как это было с Портновым, или еще в ряде случаев.
– Сейчас какая-то охрана у вас есть?
– Периодически, когда что-то происходит, у меня бывает охрана.
– У вас богатый опыт общения с военными…
– Да, когда я писала «Кражу…», общалась с людьми, которые непосредственно принимали участие в тех событиях, в книге все это есть, это же роман-хронология. Есть и военные, и представители СБУ, и представители гражданского населения, активисты, политики. Я опросила порядка 100 людей, имею сотни часов аудиозаписей. Правда, один человек запретил ставить свое интервью, это был Турчинов.
– Почему?
– Он считал, что у меня были тенденциозные вопросы.
– На ваш взгляд, как закончится эта война?
– Наверное, как и все остальные – самое страшное наступит после окончания войны, потому что залечивать эти раны будет очень тяжело.
– А по поводу границ – будут как до войны?
– На востоке? Думаю, что да. Но послевоенная ситуация будет тяжелой. Нужно будет очень многое сделать для того, чтобы вернуть души людей, которые считают, что их там бросили. Там же очень много проукраински настроенных людей. И они ждали, что придут и освободят их в первые же дни. Никто не пришел, не освободил. Началась война, люди стали гибнуть, кто-то потерял детей, отцов, матерей, квартиры, бизнес. Многие потеряли все. Можно ли это одним щелчком вернуть в прежнее довоенное состояние? Нет, нельзя. Были ли они там пророссийски настроены? Категорически возражаю. Были, конечно, какие-то люди. Но, в отличие от Севастополя, на востоке страны их не было так много. То, что там произошло – страшно, нелепо, ужасно. Вне всяких сомнений, это российская агрессия, там воюют русские инструкторы, офицеры, наемники, просто они это делают неофициально. Ну и, конечно, какие-то местные были. Там масса российского оружия, есть захваченное украинское.
– А как Вы относитесь к словам Олеся Гончара в одном из его дневников, где он писал: «Донбасс – это раковая опухоль, поэтому отрежьте его, бросьте в рот империи, пусть подавится!», что лучше удалить, отрезать эту территорию?
– Не Гончар же эту территорию дал Украине. Когда говорят: «давайте отдадим Крым, давайте отдадим часть восточных территорий», мне всегда хочется сказать – как вы можете такое говорить? Во-первых, это наша Родина. Не вы ее собирали, не вам разбрасываться этой землей. Во-вторых, я знаю огромное количество людей из Донецка, из Луганска, которые живут там и ждут прихода украинской власти. Не власти – конкретных фамилий, а Украины. Они не мыслят себя без Украины. Как это – отрезать? Это только усугубляет разногласия между центром и востоком. Тогда можно внимательно посмотреть и на запад. В Закарпатье тоже есть какие-то настроения, и что? Многие страны с этим живут. Живет Испания с Каталонией, никому ж ее не отдает, правда? Таких территорий много – и в Германии есть земли, не считающие себя вполне немецкими. Но пусть попробует кто-то взять, просто руки отрубят! Я категорически против. Другое дело, что мы должны построить такую жизнь, чтобы всем людям в этой стране было хорошо. И, конечно же, децентрализация и административная реформа – это то, что нужно делать уже прямо сейчас.
– Как Вы считаете, есть ли шанс, что хотя бы на этих выборах здравые демократические силы между собой договорились и выдвинули единого кандидата?
– Объединение в политике всегда выигрышно. И не только в политике. Если вы объединяете ресурсы, чтобы построить дом, вы постоите его намного быстрее, чем если будете это делать в одиночку. Умение объединиться вместе за общую идею всегда работает на победу. Другое дело, что украинская политика так построена, что состоит не из идейных людей, которые могут объединиться ради общей цели, а из финансово-промышленных групп, которые находятся в жесткой конкуренции друг с другом. Именно это им мешает. Вы не можете объединиться со своим конкурентом и дать ему заработать денег, потому что тогда сами меньше заработаете. В этом вся проблема.
– Вы стремитесь к власти? Никогда не хотели быть депутатом?
– Нет. Мне предлагали. Причем, последние три созыва подряд предлагали проходные места в списке. У меня с детства очень острое чувство времени. Иногда мне это даже мешает. То есть, я просто чувствую, как быстро идет жизнь. Поэтому мне жалко ее тратить на что-то бессмысленное, на пустых людей, на глупые дела. Если вы заходите в политику и знаете, что от вас там ничего не зависит – так все построено, – так зачем туда заходить? Денег столько, сколько мне нужно, я могу заработать, мне много не надо. Я не хочу, чтобы меня унижали и говорили: «Мы тебе сейчас дадим 5 тысяч в конверте, ты должна проголосовать и не вякать». Мне рассказывал недавно один бизнесмен, как ему голова фракции сказал: «Хочешь голосовать? Да кто ты такой?» А он – состоявшийся взрослый человек, который много чего сделал в жизни. Почему ему какая-то гнида должна что-то подобное говорить, извините? Будет другая система, возможно, будет интересно пойти и в политику. Там уже было какое-то количество людей, которых уважали, были даже наши коллеги. Они пошли в политику, вмонтировались туда со скоростью звука, и просто из своей репутации сделали тряпку. Об нее вытерли ноги. Зачем?
– Как Вы думаете, интернет все-таки победит телевизор или нет?
– Что тут думать? Есть цифры. Примерный возраст аудитории телевидения – любого канала – в целом 50-60 плюс. И это ответ на все вопросы. Если телевидение не станет другим, в том виде, в котором оно есть – умрет.
– А каким оно должно стать?
– Должно стать сегментным. Есть же нишевое телевидение на Западе, которое оплачивается подписчиками, абонентами. И существует за счет подписчиков, а не за счет политических денег. Есть же блестящие образцы информационных каналов, которые смотрят не только Британия и США – весь мир. Потому что они первыми дают очень качественные, экологически чистые и правдивые новости. Такое телевидение будет. А телевидение, которое существует за деньги олигархов, выполняет их волю и является источником сомнительной правдивости – конечно нет. Ну и плюс современное телевидение должно быть технологичным. У нас, к сожалению, оно не так технологично, как на Западе. И не думаю, что в ближайшее время станет таким. Это очень дорогая игрушка. Интернет гораздо дешевле, потому он так стремительно развивается, и молодежь ушла туда, и видеоблогеры, которые там работают, рулят. Очень много зрителей сидит в интернете и никогда не включает телевизор, они просто смотрят конкретную программу. Это тоже хорошо, это тоже зрительская аудитория. Просто нет смысла в очень дорогостоящем сервисе, если он не выполняет своих задач.
– Чему Вас научило общение с публичными людьми?
– Как вам сказать… Есть плюсы и минусы. В любом случае, когда ты общаешься с тем, кто достиг чего-то в жизни, – это мотиватор. Есть же разные люди, не только политики, которые неизвестно откуда и как попали в Верховную Раду. Есть люди, которые реально чего-то добились: построили интересный бизнес, написали прекрасную музыку, хорошие книги и т.д. И когда смотришь на успех такого рода, не суррогатный, а подлинный, это всегда мотивирует. Особенно восхищают люди, поднявшиеся несмотря на то, что все складывалось против них. Есть замечательный человек Леня Камфер, у которого сейчас тяжелая ситуация в жизни. Он болен. И открыто говорит об этом на своей странице в Facebook. Он не лег на диван, не отвернулся, у него не началась депрессия. Он пытается снять фильм о журналистике, он шикарный документалист, пишет книгу. Бегает по 10 км в день, похудел, стал таким красавцем! Я вообще не понимаю, где он берет силы, как он это делает. Это очень круто. Когда человек в его состоянии может себя так вести, какой же тогда вообще ресурс у здоровых людей? Меня страшно мотивируют, например, люди, которые не боятся остаться одни. Современное общество любит тренды. Вот сказали что Вася – хороший, что он патриот. И все будут хвалить Васю. Сказали, что кто-то очень плохой – все, началось… Вот это умение стоять на своем, быть не Васей – очень круто. Потому что жизнь одна, и ты не можешь и не должен делать так, как тебе диктует стадо. Я говорю «стадо» не о людях. Когда с ними разговариваешь в одиночку, они все хорошие. Когда собираются в толпу – преображаются в чудовище. Мне кажется, что гражданское общество складывается не тогда, когда все думают одинаково, или большинство думает одинаково, а когда меньшинству позволено думать, как оно считает нужным. Более того, очень часто именно это меньшинство, как показывают все культурные периоды мировой истории, обычно формирует идеи будущего. Не большинство!
– Бывало ли такое, что гость эфира выводил Вас из себя?
– У меня есть одна смешная история, я ее часто вспоминаю. Когда-то один из моих бывших продюсеров, с которым я уже не работаю, рассказал, что хотел после эфира поговорить с моим гостем. Студия была на третьем этаже. Продюсер поднялся, понял, что я уже закончила, но вдруг увидел, что этот человек идет по коридору навстречу и плачет. Он быстро спрятался за угол и сбежал вниз. Потому что осознал, что разговор не получится. Я была совершенно потрясена: это был известный мужчина, я даже не представляла себе, что он может плакать! А он вышел, думая, что его никто не видит, и расплакался, когда шел по коридору к лестнице. Бывает всякое. Бывает, что люди мне высказывают свои истерические обвинения в чем-то. Бывает, что говорят: «Не так уж страшно это было». И сразу понятно, как они боялись.
– А бывает, что некоторым после эфира – там, где нет камеры, хотелось бы жестко что-то высказать?
– Это же жанр! Он предполагает большие эмоции. Иногда хочется что-то сказать, но я чувствую, что это будет караул. А есть вещи, которые, например, я знаю, но доказать не могу. И есть вещи, на которые у меня есть доказательства, но я понимаю, что об этом нельзя говорит в эфире.
– О выборах мэра. Есть сведения, что следующим мэром Киева может стать Гарик Корогодский. Что Вы думаете о его шансах?
– Украинская политическая действительность очень иррациональна. Учитывая то, что Гарика в Киеве знают очень многие люди, и многие его любят, – почему бы нет? Хотя, надо понимать, что это будет очень жесткая борьба. Несмотря на все крики о том, что летом не было воды, о дорогах или о чем-то еще, у Кличко очень высокий рейтинг в городе. В отличие от Порошенко в стране. Такого рейтинга не было ни у одного предыдущего мэра. И эта цифра сегодня не на много меньше той, с которой он заходил на должность мэра. А Гарик интересен тем, что он ни к кому в подчинение не пойдет. Он абсолютно самодостаточный, был всегда успешен в бизнесе, более-менее успешен во всем, за что он берется – театр, литературный труд (его книги пользуются популярностью). Это будет интересный баттл – скучно не будет никому.
– Вам хватает времени на семью?
– На семью не хватает. Муж очень обижается, что я много работаю. Понимает, но всегда говорит: «Я ненавижу твою работу, потому что она забирает у меня тебя». Он даже не делает вид, что ему все это нравится. Но в целом, у нас большой дом, к нам приезжают друзья – все нормально. Просто другое дело, что жизнь – это не только работа, и конечно, хотелось бы, чтобы на нее оставалось больше времени.
Игорь Полищук, Наталья Кряж
