Головна АЗОВ

НИКОЛАЙ ВОЛОХОВ, ПОЗЫВНОЙ АБДУЛЛА, РАЗВЕДЧИК ПОЛКА “АЗОВ”: В ОТЛИЧИЕ ОТ МНОГИХ КОМАНДИРОВ, АНДРЕЙ ПРИНИМАЛ НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ УЧАСТИЕ В БОЯХ, БЫЛ НА ПЕРВОЙ ЛИНИИ, РЯДОМ С БОЙЦАМИ.

Когда его однокурсники по экономическому факультету КГУ имени Шевченко собирались на торжество, чтобы получить и обмыть дипломы, Николай пошел на фронт. За дипломом явился через полгода, в период ротации, отвоевав в разведке полка “Азов”. Выслушав упреки за разгильдяйство, назвал его причину. Тут же с Николая потребовали фото, чтобы водрузить на факультетскую Доску Почета.

Боевые награды он отдал отцу-ученому, которым очень гордится. С надеждой, что ему, при общении с коллегами и друзьями, будет что рассказать про своего сына.

– Как тебя лучше представить нашим читателям?

– Боец разведки полка «Азов», позывной – Абдулла. У нас командиром был сначала Боцман, потом Мессер, потом Рома Сатана, потом Родион, и при Родионе я был начальником штаба. Когда Родион уехал, я стал командиром разведки, а после меня – Сундук.

– Откуда такой позывной?

– У меня никогда не было кличек: Коля, Николай, Колян – и все. Приехали мы в «Бриз», мне дали автомат и сказали, что надо зарегистрироваться, нужен позывной. И человек в регистратуре говорит, чтобы я особо не заморачивался: для секретности позывные будут менять раз в месяц. И у нас пошли шутки на тему «Белого солнца пустыни», навыдумывали себе дурацкие позывные – все, что пришло в голову. Потом прошел год, два, три, четыре, я уже в Киеве, никто ничего не менял. Люди на меня смотрят и удивляются: позывной должен как-то соответствовать. А я говорю, что это конспирация, глядя на меня, никогда не подумаешь, что это мой позывной (смеется).

– Каким ты запомнил свое детство?

– Вы спросили, и у меня сразу пошли воспоминания. Когда я был еще совсем маленьким, был у бабушки в деревне, там речка Сула. И мама читала мне книжку про Айвенго. Как-то мне это очень запомнилось. Думаю, все, что со мной потом произошло, – средневековые бои, спорт с конкурентным уклоном, поездка на войну – как-то с этим связано. Хорошая книжка – про доблесть, отвагу, положительные человеческие качества, рыцарей и прекрасных дам.

– А в детстве кем ты мечтал стать?

– Поначалу рок-музыкантом. Слушал сначала рок, потом хэви мэтал, разную тяжелую музыку и думал: вот у них все хорошо. А потом мой отец (он математик) посчитал, каков процент успешных рок-музыкантов по отношению ко всему населению Земли, и определил мои шансы (смеется). А я музыкой и не занимался, просто была такая мечта. Потом хотел открыть свой ресторан, потом думал о предпринимательской деятельности.

– А чем ты занимался до войны?

– Закончил школу, поступил в Киевский национальный университет имени Шевченко на экономический факультет. Когда закончил магистратуру, вместо выпускного поехал в Бердянск, в лагерь «Бриз» (как раз после штурма Мариуполя). А через полгода, когда приехал на ротацию, пошел забрать диплом. Захожу в деканат, объясняю ситуацию, одна женщина на меня смотрит и говорит: «Как же так, Волохов, мы Вас учили-учили, а Вы за дипломом пришли только через полгода, как будто для Вас это ничего не значит! Это просто край хамства!». Я и говорю, что вот только с АТО вернулся. И эта женщина сразу повела меня к декану: мол, – герой! Хотели даже повесить мой портрет: из этого выпуска только я пошел на войну. Но я сказал, что не надо, что не за награды туда шел, давайте диплом, и все.

– А как твои родные отреагировали, когда ты решил пойти на войну?

– У меня есть такое воспоминание: я еще был маленьким, сидел с отцом, играл в лего, а он смотрел новости. А там показывали чернокожих людей, в их стране был какой -то конфликт. И передача была про беженцев – показывали женщин с детьми, стариков и молодых хлопцев. Я у папы спросил, что происходит. Он объяснил, что война, люди убегают. А я не понимаю – ладно женщины с детьми и старики, а парни почему бегут, надо же сражаться? А он мне отвечает: «А вот этого, сынок, я и сам не понимаю!» И когда я решил пойти на войну, отец меня поддержал. Вообще я не обсуждал это решение, просто сказал, что ухожу. В моей семье такое не обсуждается: человек должен защищать свою страну. Я был на Майдане, принимал активное участие в тех событиях, даже получил там первое ранение: от взрыва гранаты большой кусок пластика зашел мне в голень. Я потом еще месяца два ходил к врачам, ранение оказалось серьезным. И после Майдана мы собрались своей компанией – все были из сборной Украины по «Битве наций» – и пошли на войну.

– А почему именно в «Азов»?

– Я всегда себя считал патриотом. Но при отсутствии врага не знаешь, куда направить свою энергию. У меня есть друг – Ваня Грач. Он в свое время построил АТЕК своими руками, организовал в «Азове» первый рекрутинг, проводил тесты «Азов Спартан». И он сказал нам, что там классно. Ваня, в отличие от меня, закончил «военку» и объяснил, что в «Азове» не муштра, не армия с дедовщиной, а адекватное командование. И мы пришли в «Козацький», Мыкола Крук проводил с нами собеседование, спрашивал, среди прочего, почему именно сюда заявились, но мы знали правильный ответ на все вопросы…

– Что для тебя значит полк «Азов»?

– В первую очередь это феномен. Молодые люди, не имея изначально оружия, пошли защищать свою страну, бороться за свои идеалы, за свое будущее.

– А в чем, на твой взгляд, феномен Андрея Билецкого, который сотворил этот успешный добровольческий полк?

– Когда я только пришел в полк, я вообще его не знал. На тот момент мне был важен только наш командир Боцман. И когда мы занимали школу в Мариуполе, хотели там создать базу, Боцман приказал занять периметр. Я разводил людей по секторам, и тут выходит Андрей Билецкий и спрашивает, как я определяю периметр. Я ему и говорю: «Мы разведка, нам виднее». Боцман аж удивился! А я вообще не понимал – кто это, и что он хочет. Потом уже познакомился с ним ближе. Когда был штурм Марьинки, он был на первой линии, рядом со мной. В отличие от многих командиров, он принимал непосредственное участие в боях. Человек он смелый и обладает даром общения с людьми. Умеет убедить других поверить в то, во что верит сам. Говорил, что будут у нас танки, пушки, что будем настоящим боевым подразделением. В то время это казалось какими-то фантастическими россказнями, возможно, сумасшедшего человека. Но он верил – и создавал вокруг себя реальность. Потом все именно так и состоялось в действительности.

– Какой день на войне оказался для тебя самым памятным?

– Больше всего мне запомнилась наша контратака во время Широкинской операции, штурма сепаратистами наших позиций. Водонапорную башню, которая была слева, раздолбил танк и дважды лупанул в позицию, на которой я находился. Мы сидели в развороченном двухэтажном здании, смотрели в тепловизоры, контролируя ситуацию. И когда была контратака со стороны сепаратистов, они вели два танка. Это случилось под самое утро, когда все уже устали. У нас был снайпер. Танк с русским флагом проехал мимо меня, в нашу позицию влетел «град», ребят присыпало, они выкопались, и мы сместились на самую левую позицию. Там находились еще какие-то ребята, я в военном хаосе подбежал к ним, сказал, что теперь я у них главный, и повел за собой. У них даже никаких вопросов не возникло. Мы начали перемещаться, и тут мы перебегаем дорогу, и проезжает танк с русским флагом. Нас отсекли, за танком шла пехота, у нас был РПГ, причем у парня, который не умел им пользоваться. Этот хаос войны мне запомнился. И еще одно – во время Широкинского наступления было несколько операций. И это произошло до вышеописанного. Мы наступали по линии Широкино-Коминтерново-Лебединское-Павлово. Коминтерново было отвлекающим маневром. Ребят при отступлении оттуда сильно побили градами, и сильно побило технику, которую вытащить было невозможно, они ее там оставили. А мы потеряли рацию, на которой надо было специальным оборудованием стереть коды, чтобы с нее нельзя было прослушать наши частоты. Приходит к нам человек из «метеослужбы» и говорит, что надо забрать эту технику. Днем мы осмотрели местность, а ночью сделали боевой выход. Обошли Коминтерново с правого фланга. Дошли, проверили технику – джип и грузовик с боеприпасами, – она была убитая. Стащили все боеприпасы, которые нашли, технику заминировали. А наш сапер закурил сигаретку и поджигает зажигалкой первый фитиль. И смотрит на нас. А мы уже нервничаем, надо все делать быстро, а то жахнет. Он начинает поджигать второй, а зажигалка не срабатывает. И так несколько раз. Он уже сам начал нервничать. Все-таки она зажигается, мы вызываем по рации машины, бежим, техника взрывается. Взрыв сильный – освещает весь поселок. Подъезжают машины, мы на развороте прыгаем в них. И тут начинается безумный огонь со стороны сепаров, и мы на огромной скорости выезжаем оттуда. Спецоперация в стиле «Коммандос»! (смеется).

– То есть смерть рядом ходила часто. Какие ощущения у тебя были?

– Скажу честно, это страшно. Только нездоровые люди не ощущают страха, и эти люди, как правило, на войне неэффективны, потому что ими делается куча глупостей. Есть страх и борьба с ним. Когда мы ночью заходили в Коминтерново, там была проблема – собаки. Их хозяева побросали, они лают, с этим ничего нельзя сделать. У нас было серьезное преимущество по оптике – тепловизоры, ночники, это все-таки подбадривало. Второй настрой – это ответственность за товарищей. Если ты один держишь позицию, и нет ценностей – не защищаешь ни землю, ни товарищей, – конечно, логическое решение – сваливать. Инстинкт самосохранения – очень сильная штука. В Широкино я думал про товарищей – если струшу, не выполню задачу, то в группу риска попадет следующий за мной человек. Почему я должен отдавать друзьям свою порцию риска? Это мотивация.

– Ты суеверный человек? Есть талисман? Некоторые в бою к Богу обращаются, как это было у тебя?

– Я не суеверный. Если говорить о религии, то, скорее, атеист. Если чьи-то религиозные взгляды работают, ему от этого легче, то и дай бог! Есть такая фэнтези-вселенная, называется Warhammer 40000. Это о том, как люди сражаются за выживание в суровых условиях в далеком будущем. Пафосное чтиво про отвагу, превозмогание – максимизация этих качеств. Когда мне было совсем тяжело, я вспоминал эти фантастические книжки.

– Наверное, и юмор помогал? Можешь вспомнить самые яркие моменты?

– Да (смеется). Например, наш боевой клич – «утюги». У нас даже некоторые люди понабивали татуировки в виде утюгов. Суть – это когда нам поотрывает ноги, будем ездить на тележках, опираясь на утюги. Этот клич означает, что мы не боимся даже самых серьезных событий, которые могут с нами случиться. Еще смешной случай. Когда мы штурмовали Иловайск, вдоль «зеленки» шла колонна техники, и вдруг прилетает снаряд РПГ, взрывается над нашими головами. Кусок корпуса от снаряда впивается мне в бедро. Это не считается серьезным ранением. Но это было мое первое боевое ранение. Я офигевший, мы смещаемся в «зеленку», и мой товарищ Кузнец, у которого было плохое зрение, да еще в запотевших очках вдруг спрашивает: «Это кто стрелял – наши или не наши?» Я уже не помню, кто показал ему три пальца и спросил: «Сколько пальцев видишь?» (смеется). Да, юмор помогал сильно.

– Какую самую нелепую небылицу про полк «Азов» ты слышал?

– Как-то раз давным-давно кто-то – это точно не наши! – выложил видео, как какого-то мужика привозят на какое-то поле, и кто-то говорит, что это сепаратист, а они – полк «Азов», и сейчас будут распинать сепара на кресте. Его привязывают к кресту, типа, выбивают в него гвозди, поднимают этот крест, поливают какой-то горючей жидкостью и «зигуют» – так будет с каждым! Понятно, что это пропагандистское видео, снятое с той стороны. Мы даже тогда задумались – мог ли кто-то из наших такое сделать?  Но, проанализировав видео – одежду, всякие мелочи, – поняли, что точно нет. А вообще всяких небылиц очень много, причем кто-то в это верит.

– Если взять тебя до войны и после, как ты изменился?

– Очень сложно себя оценивать, но мои родители говорят, что сильно изменился, стал резко взрослее. У меня поменялся взгляд на людей, понимаю, кто есть кто. Я бы считал войну опытом, ценным для каждого человека. Если встает вопрос – идти на войну или нет, для молодого парня – однозначно да!

– Как ты адаптировался, вернувшись к мирной жизни, где многим абсолютно все равно, что ты делал на войне?

– Военный опыт травматичен, но это развивает личность. Конечно, в том случае, если не случилось совсем страшных вещей. Слава богу, от меня ничего не оторвало, не убило моих друзей, которых знаю много лет. Я видел смерть людей, но они не были самыми близкими. Когда приехал на гражданку, сначала был возмущен тем, что всем пофиг. Мне еще, помнится, дали билеты на концерт «Ляписа Трубецкого». Там была куча людей, пиво, веселье, а я думал, что, если бы эти все деньги, которые потрачены на организацию концерта, взять да отдать нам в полк – вот это да! А потом начал думать о совсем жестких вещах: а если бы на этот набитый стадион прилетела кассета «Града», например? Кстати, салюты вызывали положительные эмоции – вспоминал, как классно было на войне.

– А кем ты работал после войны?

– Какое-то время я не работал, научился ездить на велосипеде. В детстве его у меня не было, наша семья жила не очень состоятельно. А потом начал работать в «Национальном корпусе» помощником Андрея Билецкого.

– Есть что-то, чего ты боишься?

– Конечно. Боюсь всех плохих вещей, которые могут случиться с моими близкими, друзьями. Стараюсь со всеми поддерживать контакты. За себя не боюсь – в смерти нет ничего страшного, как ни крути, она всех нас когда-то настигнет. Из смешного – у меня когда-то был страх нелепой смерти – вроде споткнуться в туалете и удариться головой о бачок.

– Когда ты в последний раз плакал? Что способно выбить из тебя слезу?

– Мой сослуживец Миша из Харькова, позывной Гризли, покончил жизнь самоубийством (это рабочая версия). Классный образованный парень. Он служил в нашем подразделении, после АТО приезжал ко мне в Киев, мы с ним часто созванивались. И в последний раз, когда он звонил, говорил какую-то чушь. Я понимал, что он взволнован, что-то не то, но списал на то, что он, возможно, выпивший. Когда осознал, что человека уже нет, у меня навернулись слезы.

– А чего ты никогда не простишь даже близким?

– Я считаю, что человек должен жить в соответствии с заявленными им ценностями. И когда он нарушает свои же установки, врет всем и себе – такое прощать не хочется. Конечно, есть много вещей. Например, если бы мои товарищи начали воевать за ДНР, я бы, мягко говоря, сильно огорчился и не простил (смеется).

– А что для тебя значат деньги?

– После войны я понимаю, если вдруг чего-то материального не хватает, на самом деле все классно. Не надо наращивать больших потребностей, и все будет хорошо. У меня есть еще экономическое образование. Деньги – это ресурс для реализации себя, каких-то проектов. Например, для полка нужно снаряжение, оружие и так далее, на это нужны средства.

– А если бы у тебя сейчас был миллион долларов, как бы ты его потратил?

– Первым делом я бы обеспечил для себя такое положение вещей, при котором мне не нужно беспокоиться о деньгах как об инструменте для выживания.

– То есть, чтобы было где жить, что кушать и во что одеться?

– Да. Создал бы себе инвестиционный портфельчик с целью обеспечения стабильного дохода. А дальше инвестировал бы эти деньги в реализацию проектов. Например, купил бы в полк пару снайперских винтовок. Возможно, создал бы фонд для реализации бизнес-проекта с ветеранами. Во главе стола должно быть не потребление, а созидание.

– Что для тебя значат награды?

– В первую очередь это какие-то штуки, которые я отдал отцу, ему очень приятно. Я люблю друзьям рассказывать, что мой отец – кандидат математических наук, лауреат государственной премии, программист. Также и ему приятно рассказать своим товарищам, что сын был на войне и получил медали.

– Какие у тебя награды?

– Есть государственная «Захиснику Вітчизни» и всякие ведомственные. Но полковые награды дороже, хотя, это вроде как значки. Например, за Широкинскую операцию.

– У тебя много друзей? Что ты понимаешь под словом «друг»?

– Друзей немного. Для меня друг – это человек, который, если мне позвонит, я возьму трубку в любое время суток и к которому приеду, если потребуется. Готов помочь другу даже в ущерб своим интересам, стоять за его честь, как за свою. С друзьями я искренен, могу поделиться своими переживаниями, мыслями.

– Что ты ценишь в человеке больше всего?

– Очень важно, чтобы в человеке был жизненный огонь: желание участвовать в жизненных событиях, желание самосовершенствоваться, желание быть таким, как твой книжный герой.

– Чем ты любишь заниматься в свободное время?

– Есть такой экстремальный велосипедный спорт – даунхилл, когда поднимаешься в гору с велосипедом на подъемнике, а потом на велосипеде съезжаешь с горы. Еще занимаюсь хард эндуро – это езда на мотоцикле, как правило, вверх, с препятствиями, гонки на выносливость.

– Путешествовать любишь? Есть какое-то любимое место?

– Я активно путешествовал до 2014 года. Мое хобби – средневековые рыцарские битвы. У нас был слоган: «История, драки, путешествия». Фестиваль «Битва наций» проходил в разных странах и городах. Денег на самолет не было, я ездил на автобусе и проезжал через разные страны. Мне больше всего запомнилась Вена, потому что там есть большой музей военной истории, где находятся обалденные образцы средневекового оружия и средств защиты. Будапешт – хороший город, я бы сказал, город сатаны (смеется), не Романа Валерьевича, конечно. Там повсюду тематика чертей, свечи, подземные источники. А после 2014-го я стараюсь больше уделять времени работе. Сейчас такое время, надо наводить порядок в стране, защитить ее. Езжу только в Карпаты.

– Есть любимая книга?

– «Три товарища» Ремарка, «Трилогия желания» Драйзера, «Черный лебедь» Талеба. Это все разные жанры.

– А фильм любимый есть?

– Мне нравится «Властелин колец».

– А в музыке какие предпочтения?

– Я вырос на рок-н-ролле и хеви-метал. Любимая группа – Manovar. Сейчас я, конечно, слушаю много разной музыки, развиваюсь.

– Не было желания сделать татуировки, как у большинства твоих побратимов?

– Все-таки татуировки – личное выражение человека, они агрессивны. Я сторонник того, что человек должен выглядеть приятно для других, скромно, опрятно. А внутренние качества могут быть другими. Во всех конфликтах я всячески стараюсь избегать насилия до последнего. У меня была мысль набить татуировку – танк. После того, как я его уничтожу. Но у нас был инструктор из Европы, очень крутой парень, спецназовец. Он учил не только воевать – многим вещам, в том числе и этике. И сказал, чтобы я не спешил с татуировкой. Неизвестно, куда закинет жизнь, и может так получиться, что татуировка в другом месте будет иметь иной смысл.

– Есть ли человек, с которым ты хотел бы познакомиться?

– Да! Меня поражают люди, которые толкают науку, технологии. Я бы побеседовал с Илоном Маском.

– Домашние животные есть у тебя?

– Сейчас нет. Была собака – спаниель, дожила до глубокой старости. Я очень хорошо отношусь к домашним животным.

– Милосердие важнее справедливости?

– Я точно знаю, что надо выбирать в паре справедливость – эффективность. Эффективность превыше справедливости, потому что это дорога вперед. А справедливость или милосердие – наверное, справедливость. Но эти качества могут быть одновременно. Из справедливых решений надо выбирать самые милосердные (смеется).

– Что ты ел самое вкусное на фронте?

– Самое вкусное – это шведские сухпайки. Они разнообразные, там всякие вкусности. А вторая самая вкусная еда – белый Twix, кофе латте и хот-дог. Мы когда ехали на операции, проезжали заправку и брали это. Вроде вредная еда, и в обычной жизни ее стараешься избегать, но, когда есть вероятность, что это твой последний перекус, берешь все, что тебе нравится.

– А на гражданке какое самое любимое блюдо?

– Наверное, это свиные медальоны в беконе и сливочном соусе. Всем рекомендую (смеется).

– Что в жизни важнее свободы?

– Думаю, что ничего. На свободе базируется все. Не может быть счастья в условиях отсутствия свободы.

– Что для тебя семья? Она солдату не мешает?

– Конечно, если у человека есть жена, дети, все вопросы надо обсуждать вместе. Просто ради своего желания бросать их и уходить на фронт – нельзя. Я считаю, что лучший период для войны – когда ты закончил университет, уже что-то знаешь, но еще не женился. Родители самостоятельные, на фронте я защищал их жизнь, все, что они создали. Жены у меня не было, была девушка, и она считала меня крутым. Это мотивировало.

– Если начнется горячая фаза войны, пойдешь на фронт?

– Да. Соберемся тем же подразделением, я бы хотел сохранить коллектив.

– Ты счастлив?

– Да.

– А о чем мечтаешь?

– Хотелось бы закончить эту войну. Сейчас правительство как-то буксует в этом плане. Хочу выучить несколько языков – французский, китайский. Мечтаю достойно прожить жизнь.

– Что бы ты еще хотел сказать нашим читателям, о чем мы тебя не спросили?

– Во-первых, я бы хотел поблагодарить всех своих товарищей, родителей. А во-вторых, надо стремиться к самосовершенствованию, надо быть друг с другом искренними и доверять друг другу. Надо объединяться, и тогда у нас есть шанс.

Игорь Полищук,
Наталья Кряж,
Алексей Суворов.

Фото на обложке: Анна Суворова.