Про него вы ничего не найдете в интернете. Такие живут не напоказ, занимаясь своим делом качественно и скромно. Сергей родился в Днепропетровске, учился в школе, в ВУЗе на менеджера, балагурил в рядах ультрас славного “Днепра”. Таких опасаются и любят отличницы. А хлопцы, мускулистые, татуированные и пьяные от молодецкого задора и дерзости, всегда полны решимости разорвать врагов и защитить своих.
Когда же защищать своих потребовалось взаправду, с оружием в руках, Сергей не увидел рядом с собой в окопе большинства крутых сотоварищей.
Вместо них оказалось там удивительно много условных “очкариков”, хилых да тихих на гражданке, нарастивших мускулы по ходу боев и ставших настоящими Воинами.
– Как тебя лучше представить нашим читателям?
– Разведчик полка «Азов».
– Кем ты мечтал стать в детстве?
– Пожарным.
– Где родился и чем занимался до войны?
– Родился в Днепре. Мой коллектив – люди из футбола.
– Где учился?
– У меня высшее незаконченное образование – менеджмент организаций. Практиковался в этой среде и подрабатывал.
– Помнишь тот день, когда решил уйти на войну? Как это восприняло твое окружение, родные?
– Родные очень долгое время не знали, что я на войне. Я захотел пойти на войну буквально после Майдана, но ситуация сложилась не сразу. Мы вернулись в Днепр, где еще продолжались стычки за областной и городской совет. А после начали формироваться Нацгвардия, подразделение «Днепр 1», «Правый сектор». И так как оружие на тот момент было только у «Днепра 1», все захотели пойти именно туда, но тех, кто не служил, не брали. А я не служил принципиально. Потом, конечно, уже пожалел, что не имел некоторых нужных навыков. В общем, мы с друзьями не попали в «Днепр 1» и пошли в «Правый сектор», он тогда более-менее пользовался авторитетом. Мы не могли поехать на Донбасс, потому что не было оружия. Несколько раз приезжал Ярош и говорил, что государство обещает выдать нам оружие, но все оттягивалось. Мы долгое время находились на базе в лагере Валентины Терешковой, где одним из первых моих инструкторов был толковый персонаж, которого звали Даниэль. Он до этого служил во французском легионе и дал нашей группе первые толковые навыки в военном деле.
– А как ты оказался в «Азове»?
– У нас были тренировки в «Правом секторе», мы отрабатывали какие-то стойки, движения. Даниэль сказал, что у него есть выход на людей, которые уже воюют, предложил ехать туда. Мы с товарищами согласились, хотя никакого боевого опыта у нас не было. Мы даже не стреляли из оружия, все было только в теории, на практике – ничего. Наши друзья из Крыма и Киева нам сообщили, что создается батальон «Азов». Это был конец апреля, начало мая 2014 года. Тогда же мы узнали, что командиром создающегося батальона является Андрей Билецкий, который недавно вышел из тюрьмы, куда попал, осужденный Януковичем по политическим мотивам. О нем я давно знал, уважал его, он достойный человек. Я также знал парней из его окружения, и было интересно оказаться с ними в одной структуре. 3 июня 2014 года мы приехали в Бердянск. Так я оказался в «Азове».
– Откуда взялся твой позывной?
– Это случайная история. В фанатской среде мы только познакомились с ребятами, съездили с ними на матч «Украина-Греция» в Киев. Людей в нашей команде было еще мало, 20-25 человек, позже разрослись, стало около 200. Мобильных телефонов еще не было. Были боевые выезды, мы собирались ехать в Донецк драться, и ребята вспоминали, как меня зовут. Тогда были модные ходовые словечки из Киева – «чувак», «штрих», «тип». Люди из фанатской среды так друг друга называют, а я был знаком со многими фанатами. Меня так и записали – Штрих.
– Что для тебя значит полк «Азов»? Скучаешь по тем временам?
– Конечно скучаю! Мое окружение, с которым мы переместились по итогу в Киев уже для других задач, имеет для меня огромное значение.
– Какой день на войне стал для тебя самым памятным?
– 4 сентября 2014 года. Это первое перемирие и наш выход из Широкино. Мы сидели в дзотах, нас долго обстреливали из артиллерийских установок, и нам долгое время было нечем ответить. Мы не понимали, откуда стреляют, и только под чутким руководством нашего командира Боцмана смогли правильно сработать и отойти. И по итогу враг понес большие потери, о чем мы узнали уже после.
– Страшно было?
– Не без этого, конечно.
– А как ты относишься к смерти на поле боя?
– Морально мы все готовились к разным ситуациям. Но страшнее всего было получить тяжелое ранение и стать недееспособным. Умереть это – ладно, а жить калекой никому не хотелось. Сейчас испытываю огромное уважение к ребятам, которые оказались ранеными, смотрю, как они реализовались в жизни, как они себя чувствуют, как все являются большой семьей. В этом нет ничего плохого. Но на тот момент быть раненым казалось намного хуже, чем оказаться на том свете.
– Правда ли, что в такие минуты многие обращаются к Богу, даже неверующие?
– Да, есть даже строчка из песни «Не бывает атеистов в окопах под огнем». Конкретно в тот момент я вспоминал эти строчки. В самые тяжелые времена, наверное, ты ищешь какую-то помощь от кого-то свыше, питаешь надежды. У всех, наверное, есть какое-то понимание высших сил. Хотя на самом деле я достаточно скептически к этому отношусь. Не сказал бы, что абсолютно неверующий, понимаю, что мы во многом еще не разбираемся. Но допускаю вариант, что что-то есть.
– Известно, что в полке «Азов» суровая дисциплина. С другой стороны, есть фраза, что война все спишет. Как было? Что можно было простить солдату, а что не прощалась? И какое существовало наказание?
– Без всякого хвастовства и самомнения могу сказать, что у нас было самое дисциплинированное подразделение в полку. У меня были друзья в других подразделениях, и с нас брали пример. Конкретно, что касается вредных привычек, пить и курить у нас запрещалось. Мои друзья, которые курили – бросили. У нас всегда поддерживалась чистота. Собственно, первое, что я узнал, и что меня в принципе привлекло в полк «Азов» – это полковая дисциплина. У нас были и наказания. Из того, что я помню, были наказания за чрезмерную агрессию к задержанным сепаратистам.
– А в бою?
– В бою люди действовали системно, с дисциплиной проблем не было.
– Как мог быть наказан человек, применивший агрессию к сепаратистам?
– В загородном доме Януковича, который был нашей второй базой и находился уже ближе к Мариуполю, в Урзуфе, была соляная комната, которая изначально служила для оздоровления. А у нас она служила для наказания. Я там ни разу не сидел, но говорят, что там не очень. (Смеется). И еще есть такое наказание – палки.
– На войне без юмора – совсем хреново. Что тебе вспоминается веселое?
– Юмор на войне своеобразный. Люди, наверное, испытывают какую-то внутреннюю борьбу, какие-то потрясения психики. Я со многими давно знаком, и так, как они шутили в гражданской жизни, и то, как шутили на войне, – это две разные вещи. Шутят на тему каких-то жестких ранений, смерти тебя или близких. Допустим, в узких кругах ходила такая шутка, что повоюем, а потом будем на утюгах возле метро ездить, деньги просить, как нищие. И у нас многие по пьяни даже сделали себе татуировки – «утюги» на руках.
– Какую самую бредовую небылицу про полк «Азов» ты слышал?
– Одна из них – когда в российском издании написали, что мы захватываем Таганрог. Прямо с фотографиями, где мы с Боцманом стоим, а сзади вывеска города Таганрог. Типа, надо что-то делать, фашисты захватывают город.
– А что на войне ты узнал о себе? Если взять тебя до военных действий и сейчас – это два разных человека?
– Скорее, нет. Я очень ценю это время. Появились какие-то полезные привычки, какие-то связи – тот же коллектив, который мы любим и уважаем, люди из Бердянска, с которыми мы до сих пор вместе. Четко могу сказать, что я подтянул самодисциплину. Это то, чего мне не хватало до того момента, в чем я изменился. Некоторые говорят, что война очень сильно меняет, что возвращаются с другими глазами, я на себе такого не чувствую.
– Ты пришел с войны, а многим людям в Киеве совершенно наплевать на то, через что ты прошел. Как ты на это реагируешь?
– Именно в горячую фазу войны ты замечаешь, когда приезжаешь сюда на несколько дней, что люди живут своими обычными жизнями. Настолько большой контраст между тем, что происходит там, и тем, что происходит здесь! Ощущение, что местные просто этого не понимают. Но мы ведь пошли на войну не просто так, не за себя, не за друга, а за этих людей. А возвращаемся, смотрим им в глаза, а они вообще не понимают, кто ты, и почему вдруг они должны знать, что происходит на Донбассе. Это чувствуется именно в острую фазу войны. После я стал относиться к этому с пониманием: на самом деле, каждому свое место. Как минимум, мы чувствовали поддержку волонтеров тогда, когда государство добровольцам ничего не давало. И как минимум за это мы были благодарны людям, живущим в мирных городах.
– В чем, на твой взгляд, феномен Андрея Билецкого? Как ему из обычных людей удалось сотворить лучшее добровольческое подразделение, гордость страны?
– Андрей Билецкий очень талантливый человек, который пользуется большим авторитетом на протяжении долгого времени. У него был определенный опыт в создании организации и управлении еще до создания батальона «Азов» – это был «Патриот Украины». В первую очередь играют роль его личные человеческие качества: мотивация, то, что им движет изнутри, честность. Он никогда не был замечен во лжи. Он был одним из нас, и мы это чувствовали. Он настолько коммуникабельный, что с разными группами людей в нужное время мы находили общий язык: и среди военных, и среди волонтеров, и среди гражданских.
– Как, по твоему мнению, закончится эта война?
– Мы находимся между двумя большими полюсами, которые враждуют между собой уже не одно десятилетие. Поэтому, наверное, пока вражда между западом и востоком будет продолжаться, мы будем в ней участвовать.
– Но окончание войны произойдет военным путем или каким-то симбиозом оружия и переговоров?
– Каким-то симбиозом, скорее всего.
– Если опять начнется горячая стадия, ты пойдешь воевать?
– Конечно, если прикажет главнокомандующий, но не сегодняшний, а Андрей Билецкий.
– Как ты для себя понимаешь значение слова «патриот»? Чем патриот отличается от националиста?
– Патриотизм – это малая часть национализма. Чувство родного, ощущение себя частью чего-то большого общего, частью механизма, в котором ты обязательно должен быть полезным – это национализм. Патриотизм – это ощущение себя собой на своей земле.
– Чем ты сейчас занимаешься, и как на это реагирует твое окружение, твои родные?
– За такое количество времени люди, которые меня давно знают, уже поняли, чего примерно от меня можно ожидать. А занимаюсь я развитием нашей организации в мирной жизни. Формально я не являюсь членом партии «Национальный корпус», но мы являемся людьми, которые работают конкретно на эту организацию.
– Родные тебя поддерживают?
– Да, конечно. Они понимают, что я это делаю искренне, что я этим горю, этим живу уже не один год.
– Мне говорили, что у тебя есть рок-группа.
– Да, мое увлечение музыкой, которое перетекло в то, что я стал участником коллектива. Это было еще до войны. У нас остросоциальная направленность текстов, я вокалист хардкор-группы Three hills city («Город на трех холмах»). Или коротко – 3hc.
– Вы где-то выступаете?
– Да, последний концерт у нас был в Днепре перед Новым годом. У нас есть еще музыкальный канал, который мы ведем в Telegram.
– Есть что-то, чего ты боишься?
– Это исходит от изначальных приоритетов, того, ради чего я борюсь, ради чего живу. В первую очередь боюсь потери этих людей, этих вещей.
– Что способно вышибить из тебя слезу?
– Какой-нибудь фильм. «Хатико» смотрел, плакал из-за пса.
– Чего ты никогда не простишь даже близким людям?
– Подлости, предательства.
– А что для тебя значат деньги?
– Это инструмент для достижения цели.
– Если бы у тебя сейчас появился миллион долларов, как бы ты его потратил?
– Сразу бы не потратил. Потом что-то потратил бы на себя, что-то – на общее дело, на азовское движение.
– Что для тебя награды?
– Вознаграждения несут определенную ценность. Если это государственная награда, приятно чувствовать себя нужным, знать, что твое дело было не зря.
– У тебя много друзей?
– Знакомых много, друзей не может быть много. Человек, который живет теми же понятиями, что и ты, может стать другом. И это, конечно же, человек, у которого есть чему поучиться, с которым вы на протяжении долгого времени можете чувствовать интерес друг к другу. Первоочередные качества – честность, преданность.
– Есть что-то, за что тебе стыдно?
– Периодически бывает, но это быстро проходит. (Смеется).
– Когда нужен какой-то жизненный совет, в первую очередь ты кому обращаешься?
– К друзьям или близким.
– Есть человек, с которым ты хотел бы познакомиться?
– С Дональдом Трампом. Это, наверное, самый влиятельный человек в мире.
– Что ты ценишь в людях больше всего?
– Честность, справедливость, но которые проверены на делах и проверены временем.
– Чем любишь заниматься в свободное время?
– Спортом и музыкой.
– Есть любимая книга?
– Юлиус Эвола, «Метафизика войны».
– А фильм?
– Мне нравятся триллеры. Один из самых моих любимых фильмов – «Бойцовский клуб». В детстве любимым был «Побег из Шоушенка». Из последних понравился «Джокер».
– В музыке какие предпочтения?
– Любимые группы – блэк, рок-н-ролл, метал хардкор и панк направлений: Djevel, Kvelertak, Big Business, Rival Mob и Backtrack, One Life Crew. Есть много коллективов, которые я слушаю, кого-то выделить тяжело.
– Что в жизни важнее свободы?
– Ничего не может быть важнее свободы.
– Милосердие выше справедливости?
– Нет. Справедливость важнее всего. Никакое милосердие не может вызвать сомнение в правильности торжества справедливости.
– Что означает для тебя слово «любовь»?
– Я об этом часто думаю и встречаю много подтверждений тому, что любовь – это биохимический процесс. Ты чувствуешь любовь, но думаешь: животное это тобой движет или духовное? И не можешь понять до конца. Но я идеалист, и верю, что это духовное, что мной не движут какие-то материальные процессы, что это вне пространства и времени. Я верю в любовь космическую, которая существует вне этих понятий.
– Что для тебя в жизни значит семья?
– (Смеется). Ячейка общества. Это огромная ценность, то, ради чего, в принципе, люди идут на войну. Для того, чтобы народ, за который мы сражаемся, был непобедимым, развивающимся. Для того, чтобы люди жили счастливо, плодились и размножались. Ценность семьи в том, что она позволяет нам чувствовать себя людьми, чувствовать себя частью народа.
– У тебя есть семья, дети?
– Детей и семьи сейчас нет. Для меня это сложный вопрос.
– Но ты же хочешь семью, судя по твоим размышлениям, для тебя это важно?
– Да.
– С другой стороны, не помешает ли семья делу, которым ты занимаешься?
– Я прошел нелегкий путь метания между обыденной жизнью и жизнью ради чего-то большего, чем работа на общее дело. Поэтому считаю, что семья – это хорошо и здорово, это должно быть обязательно. Но я должен найти себе место, чтобы успевать и быть полезным на двух фронтах.
– Когда ты в последний раз дрался?
– Недавно. Под Верховной радой.
– Часто пользуешься нецензурной лексикой?
– Некоторые мысли можно выразить с помощью нецензурной лексики. Но по большей части я ею не пользуюсь.
– Ты счастлив?
– Да, чувствую себя счастливым.
– О чем ты мечтаешь?
– Мечтаю о большой мировой революции, результатом которой станет создание национальных государств и разрушение империи.
– Какое место Украина будет занимать в этом раскладе?
– Если мы будем проталкивать эту идею в массы, надеюсь, что будем в авангарде этой борьбы, соответственно, Украина будет одной из сильнейших стран в мире.
– Что бы ты хотел сказать нашим читателям, о чем мы тебя сегодня не спросили?
– Хотелось бы, чтобы люди не забывали друг о друге, чувствовали себя частью большого народа, чувствовали ответственность. Хотелось бы больше видеть какого-то самопожертвования ради общего дела, и чтобы все чувствовали, что солидарность делает из нас людей и отличает нас от примитивных существ. И на сегодняшний день, наверное, в социуме, в политике что-то происходит не так, потому что этих вещей люди часто не понимают.
Игорь Полищук,
Наталья Кряж,
Алексей Суворов.
Фото на обложке: Аня Суворова.
